Сначала кажется, что режиссер идет на компромисс с ожиданиями публики и намерен уложиться в "очерченный круг интерпретаций". Не беда, что в первой же сцене Паратова пытают утюгом - главное, что утюг старинный и костюмы в стиле времен Островского. А еще - деревянная фактура декораций, реалистичная лодка, льняная скатерть на столе, мешковина, реквизит соответствует ожиданиям, а на заднике сцены - тень парохода или тени ветвей прибрежных деревьев. И звуковое оформление тоже соответствует: шелест волн, треск пожара и главное - оркестрик почти непрерывно наяривает "цыганщину". Все это - обман. Антураж времен Островского (в представлении нынешнего зрителя), а атмосфера - балабановских "Жмурок", боль и беспредел 90-х. Боль - физическая, настоящая, и то, что она не заглушает душевных мук героев, говорит и о силе страстей, и вообще о вечном приоритете духовного над материальным.
Физическая боль, однако, зрителям понятнее. Поэтому герои постоянно обжигаются, ударяются, падают, цепляются волосами. Зритель смотрит на это со стороны, состояние героев ему не разжевывается, они ему посторонние, а чужая душа - потемки, поэтому нет сильного, настоящего подключения к происходящему. Получается контраст между ложноклассическим антуражем и жестким, современным отношением к героям и их истории.
Текст Островского переписан, так что традиционные мелодраматические фразы и целый монолог Карандышева кажутся искусственными вставками. И то, что идет в спектакле помимо текста, включая отдельные "танцы" героев и добавочные линии (например, неожиданный аспект отношений Паратова и Робинзона) в конечном счете получилось более удачно.
Из актеров выделила бы Юрия Лахина (Кнурова), у него одного роль от начала и до конца проведена и выразительно, и точно. Я его впервые видела на сцене, так как не застала в Сатириконе 1-ю редакцию "Доходного места", где он играл Вышневского (а записи, как водится, нет).