Очень грустно и обидно. И прежде всего за самого Женовача, который, конечно, хотел, как лучше. У меня есть потребность периодически смотреть его спектакли, но теперь думаю, что стоит это делать только в СТИ: там хотя бы актерам не надо работать на огромный зал, а это на пользу настроению и смыслу. Здесь же получилось одно большое общее место, и каждый актер вынужден играть общее место. Сперва Бурковский-Голубков подавал надежды, но потом и он скис. Пегова - очаровательна и органична, но это как всегда и в данном случае погоды не делает.
"Сны" видит только Хлудов, а это самое простое и очевидное, что можно себе представить. Непрерывно страдать Хлудову-Белому помогают мертвые солдаты, лежащие кучей на помосте, из которых временами кто-то поднимается с речами, а потом укладывается обратно - единственный оригинальный режиссерский прием. Из-за предсказуемости происходящего становится очень скучно. А кому-то - наоборот, интересно, потому что все понятно, ожидаемо и Пореченков с Верником отжигают. Поймала себя на нехорошем чувстве к режиссеру: воспитывая зрителей подобным образом, кормя его манной кашей, театр в итоге получает публику, которая становится невосприимчивой к сложным смыслам и формам. И часто - агрессивно невосприимчивой.
Сценография отсылает не к булгаковским постановкам Женовача в СТИ, а к эпичной "Белой гвардии" - тоже помост, который можно трактовать как корабль, железнодорожный перрон или как плаху. Но не как Константинополь, не как Париж. Лишь дерево и шинели, лишь далекий свист зимнего ветра - сны Хлудова именно таковы. Публику развлекают пьяный Чарнота (грубый, антрепризный Пореченков), элегантный и одновременно смешной Верник (ну все знают Верника!) и живая, непосредственная, хорошенькая Пегова. Получается, что от музыки, которая могла бы скрасить впечатление, отказались в угоду новой моде, но "для души" в таком случае выдвинули вышеперечисленных. Я Пореченкова не люблю со времен старого бутусовского "Гамлета", и с тех пор он лучше не стал.
В общем, хотелось "пирамидону", который достался персонажу Артема Быстрова, зачем-то ради одной маленькой (и не очень удачной) сцены, призванного в ряды.