Lotta

"Весь мир - театр, все женщины, мужчины в нем актеры". Жизнь напоказ, жизнь-поза, даже в самые искренние минуты, хотя бы немного. Исключение, пожалуй, лишь очаровательный до невозможности и столь же органичный Сорин-Любшин, просто чудо с белоснежными волосами и бородой.
В связи с этим - спектакль очень эстетичный, стильный, холодноватый. Траурная цветовая гамма: черный-красный-белый (даже белые облака по красному небу плывут). Иногда какой-то цвет преобладает, и тогда красный, например, - страсть, что не отменяет траурных гвоздик.
Невозможно стильная Аркадина-Мороз. Точная, пластичная, точёная. Отличная Аркадина, особенно когда говорит визгливым голосом, да и вообще. Юный Треплев (Кузьма Котрелев) - современный парень, немного подросток. Заречная (Паулина Андреева) - " лучше, чем люди'. Декоративный Тригорин-Верник. Огромный Дорн-Дружников, к которому все лезут за моральной поддержкой. Интересный Медведенко-Ворожцов. Пара Шамраевых - вполне (Евгений Сытый и Добровольская, которая борозды не испортит). Маша (Устинова) - маленькая рокерша в черной коже.
Взамен изнуряющих по длительности криков "Костя!" и повторов (бутусовских) - не менее изнуряющая статика "ожидания спектакля" (нервы у зрителей не выдерживают). А к словоблудию чеховских персонажей добавляется обычное словоблудие, режиссер с текстом обращается вольно. Плюс театральщина шекспировских цитат.
По жанру - ироническая комедия. Интересно. И очень здорово все размахивают ногами.

Я все-таки попала на "Садко". Мне достался второй состав, про который читала, что он хуже. Как принято говорить, "нууу, не знаю". Действительно не знаю, потому что сравнивать не с чем (надеюсь посмотреть в записи первый), но явно разница не столько в качестве, сколько в принципе. Иван Гынгазов и Надежда Павлова - исполнители с яркой индивидуальностью и драматическими способностями, и мне кажется, что пара Садко-Волхова определяет интонацию спектакля, у Мавлянова и Гарифуллина она будет другой.
Самое главное: очень понравилось, прямо очень! Зрительный зал - как продолжение декораций, музыка окутывает целиком, поэтому чувствую себя как бы внутри историко-культурного артефакта. Русский модерн в действии, без архаики, конечно. Напротив, современный острый спектакль по стилю и смыслу, очень красивый, с декадентским изломом и с декадентской же темой иллюзорности реального мира, отсутствия четкой границы между ним и мечтой. Ну и об инфантильности современного героя заодно. О том, как вроде бы на ровном месте вырастает драма, поскольку жить "ровно" быстро надоедает.
Никаких претензий к исполнению. Можете сказать, что это я просто слаще морковки ничего не ела в оперном жанре. Но уверена, что дело не в этом. Тут ведь как: или захватывает, или нет.
Садко (Гынгазов) - простой парень, наверняка хороший специалист в своём деле; Волхова (Павлова) - ускользающая золотая рыбка и одновременно панночка с русалочьим смехом, обольстительное и опасное существо; Любава (Дудникова) - отличная надоевшая жена. Другой состав интересен ещё и потому, что могут меняться акценты в образах.

Открываю свой небольшой, но важный ежегодный Коляда-марафон. "Оптимистическая трагедия" известна общим сюжетом и цитатами, но встроить ее в современную жизнь не так уж легко, да и не совсем понятено, зачем это надо. Тем не менее есть еще спектакль Рыжакова в Питере, в Александринке, но там, похоже, пьеса была серьезно переписана. У Коляды все-таки материал идентичен натуральному - настолько, что я вздрагивала всякий раз при упоминании анархистов, тем более что тогдашняя подоплека наезда на анархистов в принципе понятна, а сейчас выглядит анахронизмом. Но без пресловутой связи с современностью не обойтись.
В итоге самое интересное в спектакле - это регулярные обращения из прошлого к псевдо-потомкам, смешение исторических (псевдо)слоев.
Два главных (замечательных) режиссерских решения: шорох волн - больших пластиковых бутылок, двигаемых по сцене и выбрасывающих на " берег" мертвые тела; охапки красных революционных гвоздик, из-за которых кажется, что все происходит на каком-то мемориале памяти павших. И к финалу выводит на почти реальный "мемориал", на фоне которого фотографируются гуляки и отдыхающие под развеселое " И когда на море качка". Переход в настоящее состоялся, и это производит сильное впечатление.
А вот хороводы под знакомую музыку уже не берут. И мне кажется, что подобрана она не слишком тщательно, в итоге хороводы - и энергично-танцевальные, и медитативные - превращаются в общее место, в использование наработанных приемов.
Но мне повезло: прямо напротив моего места стоял Ягодин (бОльшую часть времени) - в советской офицерской шинели и фуражке - и регулярно бил в рынду. Резкие колокольные звуки и то, как Ягодин это делал, не отвлекаясь от танцев, но вечно попадая в нужный момент, хорошо разнообразило действие.
Не могу сказать, что спектакль доставил сильную зрительскую радость, но интересно было.

Я считаю (вот прямо так!), что новая постановка - большой подарок театру, его артистам и зрителям. Настоящий сатириконовский спектакль, в лучших традициях: яркий, живой, соединяющий игровое начало с психологизмом, традиционное и понятное - с авторским, абсолютно небанальным. Интересно, что фотографии, которых на этот раз море, не дают представления о его стиле. Так, устрашающий кич и вырви глаз на фото - оказывается пародийным лубком, смешным и трогательным. А, к примеру, элегантный и респектабельный герой Дениса Суханова, практически без грима (так на фото) - на деле гротескный образ со сложным наполнением.
Саму пьесу я знаю, и вдобавок когда-то видела душераздирающий телеспектакль, в котором очень важна была роль именно "шутников". Понятно, почему Райкин хотел эту пьесу. Его герой продолжает и даже расширяет любимую им нынче тему: он одновременно шут, нежный отец... да ещё достоевский Подпольный проглядывает. Но понятно также, что Марчелли загрустил (его слова), когда прочитал незамысловатую историю про маленьких людей без больших страстей. И совершил некие манипуляции над текстом, вставив фрагмент, где герои других пьес Островского становятся фарфоровыми куколками из музыкальной шкатулки, говорящими о любви кукольными голосами. А три красавицы в красных платьях поют душещипательную песню на слова очень раннего Пушкина ("Под вечер осенью ненастной..."). Конечно, "Гроза" Могучего тут вспомнилась, но это никакой не Могучий с его стилистическим единством. Та "Гроза" остаётся безусловным шедевром. Но меня очаровывает способность Марчелли свободно обращаться со стилем. Он легко нарушает гармонию, сочетает несочетаемое, вставляет в казалось бы уже сложившуюся ткань спектакля неожиданные фантазийные образы. Тут хочется сказать спасибо и художнику по костюмам Марии Даниловой..
Кстати, сами шутники в спектакле выскакивают, как черти из табакерки, морочат и искушают - но сильно на сюжет не влияют. Потому что движущей силой здесь все равно оказывается любовь. Спектакль, который мог стать просто бенефисом Райкина, стал таковым лишь наполовину. Тема старшей дочери героя, любящей и жертвенной, но вдруг начинающей понимать, что ей и самой хочется личного счастья, выходит чуть ли не на первый план. В связи с этим изменился и усложнился образ купца Хрюкова, хамоватого хозяина жизни, почти Дикого, в душе которого зарождается настоящая любовь, а он не знает, как это понимать и что с этим делать. И есть неочевидный шанс, что эта любовь не останется без ответа.
Спектакль подарил актерам прекрасные роли. Помимо Райкина и Суханова, серьезно порадовали и Алена Разживина (Анна), и актриса, играющая роль Верочки (их две, и я запуталась в том, кто вчера играл), и Марина Иванова (тетка), и Илья Рогов (жених) - а вообще повезло почти всем, кому досталось хотя бы несколько реплик, так как даже из совсем крошечных ролей получились полноценные и интересные образы. Хотя одно "но" всё-таки есть. Не могу сказать, что повезло Бубнову и Гудееву, которым выпало предварять показ "музыкальной шкатулки", их выход режиссерски поставлен не очень удачно.
А в целом - отличное впечатление, которое я бы назвала эмоционально-сложным. Оно мне уже знакомо по "Грозе-грозе", и я поняла, что в последнее время стала очень ценить, когда простыми в общем-то средствами производится сложное влияние на душу зрителя (подозреваю, что не на всякого).

Рождественские дни - особое время. Будучи человеком невоцерковленным, но обремененным грузом детских воспоминаний (бабушка, ее иконы, служба в храме) и культурных ассоциаций ("Рождество в стране моей родной", "все яблоки, все золотые шары"), я в глубине души каждый раз хочу окунуться в атмосферу, которая была бы созвучной празднику - светлому, поэтичному, но еще и веселому, дарящему надежду. Поэтому мы снова поехали в Скопин, в театр Предел - именно там атмосферу русского Рождества удается ощутить наиболее полно.
Но началось все со спектакля. "Питер Пэн" - это прежде всего для детей и силами детей. Владимир Дель назвал его "домашними скопинскими радостями", и мы быстро поняли, почему.
Обычное число исполнителей - около 30-ти, все они разных возрастов, разной степени выученности и одаренности. Мало того, как выяснилось, какой-нибудь ребенок из зала, который хочет тоже участвовать, регулярно оказывается на сцене. На этот раз им оказалась малышка по имени Ева, которая перед спектаклем объявила, что ей сегодня исполнилось 6 лет. Понятно, что Ева с какого-то момента уже была на сцене в толпе "потерянных мальчишек", смеялась и плакала вместе с ними, пряталась от пиратов (кто-то из "мальчишек" ее постоянно опекал). Когда ей стало совсем страшно, она убежала в зал к маме и какое-то время приходила в себя. А потом на поклонах получала подарок из рук Деля и обнималась с наиболее понравившимися актерами.
В связи с праздниками актеров оказалось несколько меньше обычного (родители увезли), так что были замены и вообще непривычная ситуация. Тут надо сказать, что дети проявляют во время спектакля наибольшую свободу и самостоятельность. Ирина Дель - наверху, за пультом (звук, свет), Владимир Дель - в зале, на первом ряду. Возможно, актеры и отслеживают его реакцию краем глаза, но дирижированием это не назовешь. За кулисами взрослых нет. Сами переодеваются, сами следят за порядком сцен, преодолевают накладки, решают проблемы (если есть). На сцене один из отплясывающих пиратов, не выходя из образа, поправил завернувшийся угол ковра, чтобы об него никто не споткнулся.
Эта многонаселенность сцены, бурный, с четким ритмом поток игры, прерываемый короткими атмосферными паузами - и есть главная особенность спектакля, который превращается в настоящий праздник. И понятно, что маленький романтик-искуситель Питер Пэн легко найдет себе новых сообщников, готовых вырваться из обыденной жизни в яркий и полный опасности мир.
У меня не получилось удачных фотографий, поэтому хочу показать несколько фото рязанского фотографа Андрея Павлушина, который, как и мы, очень любит Предел и Делей (с показа, посвященного 30-летию театра).



( Collapse )

Буквально на днях состоялась новая премьера в Театре на Юго-Западе, который устроил спецпоказ для особо заинтересованных (фотографов, блогеров, представителей сми), чтобы потом обсудить с ними спектакль.
"Циники" Анатолия Мариенгофа - оказывается, очень востребованный материал для театра. Они идут в театре Моссовета, а с нынешнего сезона - в Et Cetera (отзыв о спектакле Полины Золотовицкой у меня уже был). Теперь - и на Юго-Западе. Это, можно сказать, дебютная постановка молодого режиссера Максима Ладо (Лакомкина) на основной сцене ЮЗ. Я уже писала о том, что люблю этот роман - не знаю даже, почему, но подозреваю, что за лиричность и атмосферу. В ЮЗ как раз и получился лирический и очень атмосферный спектакль, в котором главное даже не "любовь на фоне" (атмосфера послереволюционной Москвы тем не менее сохранена), а столкновение личностей, характеров - когда в трудной, экстремальной ситуации высекаются искры любви. От того, насколько человек способен оценить эти искры, зависит его судьба.

Успех спектакля в данном случае определяется двумя факторами - удачной инсценировкой, которую написал сам режиссер, и очень интересным кастингом. Стоит отдать должное и постановочным решениям, и сценографии, в традиционном духе ЮЗ - изобретательной и аскетичной одновременно. Нити-гирлянды черных букв свисают с потолка, колышутся, поблескивая то дождем, то изморозью, а мизансцены и движения актеров настолько точны, что никаких накладок не происходит. Низкие табуретки-стремянки многофункциональны, помогают "вытирать пыль" с книг. А самих книг на сцене нет, вся книжная тема реализуется в монологах героя, переполненных литературными образами и рассуждениями. И вот тут очень важным оказывается выбор исполнителя. Владимира играет Андрей Кудзин, которого я впервые увидела и оценила в "Кабале святош". Тогда было еще непонятно, насколько актер обладает "даром речи", так как роль Короля Солнце в основном состоялась благодаря пластике, но сам способ существования Кудзина на сцене позволял надеяться, что в ЮЗ появился новый молодой "герой" - а с этим в театре сейчас напряженка. На мой взгляд, лишь сам Максим Лакомкин как-то восполнял потери прежних лет в этом смысле, но его, как мы видим, больше тянет в режиссуру. Актеры нового набора неплохо вписались в разнообразные роли второго плана, но "героя" не было. Поэтому я нисколько не удивилась списку новых ролей Кудзина. В основном это вводы, но теперь спектакль поставлен именно на него.
Актер играет насквозь "литературного" молодого человека, в голове которого идет напряженная активная деятельность: попытки осмыслить новый мир, его законы, а также свое чувство, которое является самым важным для него, подкрепляются цитатами из античных и немецких мыслителей, разнообразными книжными образами. Это современный молодой человек, которому неинтересно зарабатывать деньги, а интересно любить и размышлять о своей любви, об отношениях с возлюбленной - опять же по-современному свободных. Такие люди есть в наше время, какой-то источник дохода (в данном случае продажа книг из семейной библиотеки) позволяет им жить, не слишком напрягаясь (они неприхотливы). Режиссер только временами акцентирует внимание на теме голода, разрухи и прочих атрибутов эпохи - ровно настолько, чтобы показать параллели с сегодняшним днем, а в герое показать нам нашего современника. Андрей Кудзин произносит огромные куски текста так, что зрители слушают, не отрываясь - осмысленно, эмоционально, энергично. В этом его большая заслуга.
Другая безусловная актерская удача - Ольга в исполнении тёзки героини Ольги Авиловой. Не изысканная барышня, цветок ушедшей эпохи, а современная девушка с сильным характером, что, кстати, не противоречит первоисточнику. Изысканность, непоследовательность, прихотливость - свойства ее души, в которой происходит разлом. Ольге не на что опереться: родители - оставили сторожить квартиру, посоветовав выйти замуж по расчету, младший брат уходит на фронт и гибнет, сама она не обладает культурным багажом Владимира, позволяющим, когда надо, отодвинуть реальность и уйти во внутренний мир. А любовь... это слишком трудное чувство. В отношениях героев царит любовь-ненависть. Он - вынужден терпеть измены Ольги, делая вид, что это для него неважно и вообще в порядке вещей. Она - понимает, что он не не обладает качествами "сильных", брутальных "хозяев" жизни, а эпоха такова, что вроде бы требует от своих героев брутальности. Но сила тут же превращается в слабость (Сергей, Докучаев), и Ольга теряет почву под ногами, так как у нее не хватает смелости доверять своей любви. И не хватает воли, чтобы ценить жизнь, как ставший инвалидом Сергей.
Актерский кастинг - действительно одна из главных причин успеха спектакля, это касается и всех без исключения второстепенных персонажей. Но отдельно хочу сказать о Марфуше. Доверив роль деревенской прислуги, вырастившей Владимира и Сергея, Карине Дымонт, режиссер резко изменил и рисунок роли, и ее смысл. Деревенское испарилось, Марфуша больше похожа на гувернантку - старую деву, по-матерински любящую своих воспитанников. "Цинизм" отношений героев вызывает у нее отторжение. Неправильность, неестественность происходящего становятся еще более очевидными после того, как Владимир физически овладевает Марфушей, а она не может ему противостоять, о чем после горько жалеет. Она видит, что влюбленные загоняют себя и друг друга в какой-то страшный и грязный угол, откуда им не выбраться. Так и происходит. Тонкая нить их любви оказалась непрочной, а ведь именно она держала их на земле.
Прекрасный и в чем-то загадочный роман Анатолия Мариенгофа получил очень интересное воплощение на сцене. Уверена, что многие зрители, которые будут приходить в театр, о нем мало знают и уж точно захотят потом прочитать. Сама я читала его множество раз - и это не помешало мне получить огромное удовольствие от спектакля.
Я благодарю moscultura, atlanta_s и http://teatr-uz.ru/ за возможность увидеть новую постановку театра.
https://www.facebook.com/page.teatr.uz/
https://vk.com/teatr_na_uz
https://www.instagram.com/teatr_uz_adm/
https://www.youtube.com/user/ugozapadny

Я видела три спектакля Могучего и практически не различаю его режиссерского почерка, при том что его талант для меня очевиден. Получается, что каждая постановка по своей стилистике очень сильно приближена к той эпохе, о которой в ней идет речь. "Гроза" - как бы реконструкция театра "до Станиславского", "Губернатор" - эстетика (и скука) "демократической" прозы, "Сказка про ангела" - погружение на 4 часа в 90-е годы, когда подобные спектакли вряд ли ставились (я просто не знаю, не ходила в театр в то время), но книги - писались, фильмы - снимались, а в головах людей, которые не делали историю, а просто жили, зачастую творилась сказочная неразбериха. В спектакле не мой сюжет, но мое ощущение времени: ощущение опасности - прежде всего, понимание того, что смерть рядом (а мертвые рядом с живыми), желание большой любви, которая, с одной стороны, ограждала от хаоса, с другой - усиливала тревогу. А еще - ощущение... горькой притчевости того, что происходило в моей, частной вообще-то, жизни.
Образы из 90-х в спектакле мифологизированы, даны крупными мазками: грубая дикая сила - санитары и бандитского вида мужики с темными лицами, медведь с винтовкой; новое "зло" - наркоман с извращенным сознанием; попса (а в те времена попсовые песни имели бОльшее значение, чем теперь); "видеоклип" в антракте под "Белые розы" - то ли детские рисунки, то ли рисунки душевнобольных, остро чувствующих изменения в мире. Баба Яга - тоже нового типа, замечательная работа Лии Ахеджаковой. Образы психоделические, но заведенные на сказки и мифологию.
Спектакль длинный, с повторами (несколько занавесов-задников, позволяют снова и снова воспроизводить мизансцены). При этом - динамичный, чему способствуют "раздваивание" героя (Данила и Павел Рассомахины), а также постоянно звучащая музыка. Да и сюжет интересный: путь героя изобилует приключениями. Есть и сны, в которых царственно плывет почти врубелевская красавица (Муся Тотибадзе), летят лебеди, белеют облака, а каждая пробежка по сцене или падение сопровождаются поземкой золотистых блесток.
Литературный материал - сказка Алексея Саморядова, а также произведения Романа Михайлова, которого я не знаю. Инсценировка выстроена так, что разделить авторов в ней трудно, понятно, что это люди из "того" времени. Я снова думаю: как же мы это пережили и даже не все умерли?

Некоторое время назад при попытке анализа спектакля упор делали на "авторское высказывание" и на "смыслы", теперь, не без влияния молодых и борзых, главным стало, чтобы он - удивлял, прошел тест на "эффект удивления". Постановки Камы Гинкаса таковы, что особого удивления (кроме извечного удивления талантом мастера) ждать не приходится. И "Кошка на раскаленной крыше" такова - серьезная, высокопрофессиональная, умная... Потому скажу сразу о том, что меня действительно удивило: раньше я не считала эту пьесу Теннесси Уильямса сильной и удачной, воспринимала исключительно как мелодраму (хорошая постановка Коляды эту ситуацию не изменила). А тут вдруг стало ясно, что пьеса - отличная, интересно написанная, с парадоксами и перевертышами.
И это при том, что спектакль по форме прост и аскетичен. Музыка и сценография - в духе "страдающего средневековья", с жёсткими черными стульями, крестом над кроватью. "Раскаленность" крыши передается с помощью торчащих из почти вертикальных плоскостей острых выступов опасного вида. По ним лазят, на них зависают попеременно Мегги и Брик (cценограф - Сергей Бархин).
Фальшь и правда, витальность и саморазрушение - с этим все непросто у героев. Пышущий жизненной силой Папа (Баринов) на самом деле уже одной ногой в могиле, его витальность зависит от того, знает он это или нет. А Брик - любимый всеми, молодой и прекрасный (таким его считают по старой памяти, а сейчас он - безвольный и раздражительный пьяница) - практически не живет, распадается на глазах. Ему отвратительна фальшь - но именно он боится взглянуть в глаза правде. Однако узнанная, проговоренная Папой правда его не убивает (как Капитана и, видимо, самого Папу), а напротив, дает надежду изменить жизнь. Но с этим тоже не все ясно. Когда в ответ на очередное признание Мегги ему в любви Брик говорит: "Было бы забавно, окажись это правдой",- он повторяет слова Папы в адрес Мамы, которую тот всю жизнь терпеть не мог. Так что зрители понаивнее и вправду поверят в будущее счастье молодой пары, остальным же понятно, что даже в случае хорошего исхода Брик и Мегги повторят судьбу старших: любящая жена и нелюбящий (причина неважна) муж. Впрочем, модель "счастливой семьи" в лице многодетных Гупера и Мэй тоже кому-нибудь вряд ли понравится. Справедливости в жизни нет, в отношениях - тоже. Правда - мучение, попытка соответствовать правилам - фальшь.

Хороши молодые актеры София Сливина (Мегги) и Андрей Максимов (Брик) - кстати, закончивший ВШСИ, курс Гинкаса и Тополянского. Мегги - красивая, с роскошной фигурой, в меру вульгарная, "американистая". Брик - бывший красавец, бывший "герой". Актер должен и текст доносить до зрителя, и при этом держать уровень театрального физиологизма, играя пьяного. Я сидела близко и могла оценить уровень.
Приятно было увидеть Алену Стебунову (Мэй) - бывшую замечательную Бекки Тетчер.
Конечно, самая сильная роль - у Валерия Баринова (Папа). Он тонко и в то же время сочно играет смену состояний героя, осознание того, что надо что-то важное сказать сыну, не упустить, помочь, выслушать, если уж судьба дала отсрочку... Потому что он его любит, а это - самое главное. А важное - как выясняется, это правда, и Папа, все выслушав, ее произносит. И в ответ (или в отместку) получает правду о себе.

PS И снова не могу не вспомнить фразу из школьного сочинения:"Он выделялся на фоне остальных баринов". Что есть, то есть.

Спасибо сообществу moscultura и театру http://moscowtyz.ru/ за приглашение на спектакль.
https://www.facebook.com/moscowtyz/posts/972520946124422
https://vk.com/moscow_tyz
https://www.instagram.com/moscowtyz/

Я принадлежу к тем немногочисленным зрителям, которые первые два действия "Пера Гюнта" решительно предпочитают третьему. Причем настолько решительно, что сегодня после второго я ушла - на трясущихся от волнения ногах.
Парень, сидевший рядом со мной, каждый момент спектакля воспринимал всеми фибрами души, а когда пела Крегжде, хватался за сердце, за горло, мотал головой от невыносимости эмоций. Интересно, выжил ли он? Или тоже ушел из чувства самосохранения? Как все нервны!
А на улице, прямо у решетки театра, мужик с усилителем орет, как он " в поле с конем". Зрители выходят в антракте - покурить, или подышать, или поймать сеть, которая в Вахтанговском почти не ловится - выходят, переполненные эмоциями - а тут этот, со своим конем. Одна дама не выдержала даже, вступила с ним в разговор: ну как так- вплотную к театру? Развозмущался. У меня, говорит, тут "точка".
Немного сбил мой внутренний пафос.

У меня уже был опыт смотрения спектаклей "частями": уход с последнего действия или, напротив, приход после первого. Это допустимо лишь в том случае, когда видишь постановку не впервые. У меня это было третий раз и, хотя я уже заранее решила уйти во втором антракте (общая усталость, тяжелый следующий день), колебалась все равно - настолько мне нравилось то, как теперь играется "Пер Гюнт". Не уверена, что есть принципиальные изменения. Все так же я получаю огромный кайф от ритма, все так же недоумеваю по поводу того, как женские образы в разных сценах раскиданы по актрисам (героиням) - ну почему Тролльчиха в образе Сольвейг? Почему Яна Соболевская играет Великую Кривую? С этим я просто смирилась, что было непросто в прежние разы и оказалось очень легко на этот. Потому что весь музыкальный ряд устраивает совершенно, потому что от деталей, в том числе ностальгического свойства, захватывает дух. Потому что актеры обрели ту степень свободы, которую я вижу лишь на спектаклях Бутусова. Потому что в конце концов это "моя" история. И вот тут приходится признаться по-честному: первые два действия - "моя", в третьем - уже нет. То есть я просто боюсь, не хочу портить впечатление и тратить силы, которых после серьезной эмоциональной встряски осталось немного. Но - ведь надо! Но - а вдруг и там все срастется? Я только на третий раз смогла разобраться с первой частью спектакля, только сейчас она пустила корни в моем сердце. Теперь можно и рискнуть. Но уже точно могу сказать, что "Пера Гюнта" я люблю.

Новый "большой" спектакль Диденко - первая премьера театра, возглавленного Богомоловым, из-за чего в стане нетеатралов произошла путаница: готовы были приписать эти "безобразия" самому Богомолову. По сети даже ходило видео абсолютно порнографического свойства с комментарием, что это - якобы из "нового спектакля Богомолова". Кому надо было раскрутить такой антипиар и где нашли видео, непонятно.
Но мне и самой было не по себе в Дворце на Яузе среди богомоловского антуража: "кому - вампир, а кому - ампир", все время казалось, что не на Диденко пришла, да еще публика была слишком респектабельной, так сказать, классово чуждой. Но началось - и все сразу же встало на свои места, потому что такой мощной сорокинской витальности у КБ никогда не было. Это, кстати, интересный момент: тексты, подвергшиеся обработке КБ, всегда казались мне несколько выхолощенными, рафинированными, несмотря на всякие провокации, в том числе физиологического свойства. А у Диденко даже "ожившие картины" наполнены плотью, запахами - витальностью.
Диденко не претендует на глубокое осмысление произошедших со страной событий (в отличие от Молочникова, с которым его роднят разве что "пирамиды") - он мыслит образами и работает с бессознательным, при этом спектакль оказался сложным - и по смыслу, и по эмоциям. Он поэтизирует совок, закапывает его, снова откапывает... Видит нынешнюю жизнь взглядом художника. Разобрать, где тут этика, где эстетика, мне снова оказалось трудно и не нужно: принимаю всё. Для меня спектакль стал вдобавок сеансом психотерапии. Много точечных попаданий, в том числе болезненных, есть не точечное, с повторами и нагнетанием, с переходом героя Стычкина на совсем уж клоачный язык, что логично вытекает из темы и главной метафоры спектакля - необходимости каждому гражданину регулярно съедать свою "норму" фекалий.
У Диденко текст обычно пропевается, а тут нужно было много произносить - и понадобился сильный актер, способный ещё и кульбиты выделывать. Что Стычкин - сильный, я знала (только не надо ему было Ленина и Махно играть.... пока). Здесь же он просто чудеса творит!
В общем, у меня снова прорыв, катарсис, театральный кайф - от соединения сорокинского текста, песнопений с обрывками узнаваемых мелодий, всего визуального ряда, пластических этюдов... Жёлтые пилотки, галстуки, знамёна - супер! Все "инсинуации" с "космонавтами", эстетикой ФСИН и прочими - к месту. Актеры и музыканты - молодцы, "пионеру" - особый респект!